Неоконченная история Тихвинского театра

Действие первое

1889 год. Месяц перед Великим постом. В «небольшой, но светлый и жизнерадостный городок» Тихвин приезжает профессиональная труппа актеров во главе с 22-летним Николаем Ивановичем Соболыщиковым-Самариным, будущим знаменитым на всю театральную Россию антрепрене­ром. За время гастролей было переиграно и пережито многое: и унижение перед холодно-вежливым купцом, как в драме Островского; и тихий покой в чистых маленьких комнатах, где на стенах «по нескольку икон с лампа­дами»; и шекспировский взрыв страстей с хриплым шепотом: «Ты, мерза­вец! Ты вышвырнешь нас? Нет, я сейчас швырну тебя с лестницы со всеми твоими орденами. Я убью тебя!»; и вместо платочков у глаз взрыв хохота публики; и горькие слезы в гримерной.

В тот год тихвинцы целых "спектаклей не видели, а «с разрешения начальства в зале Общественного Собрания Обществом господ любите­лей» давались литературно-вокальные вечера с живыми картинками. Треть сбора — в пользу Тихвинского тюремного отделения. Цены первого ряда — 2 руб., галерки — 30 коп.

Надо обладать поистине бесшабашной смелостью или талантом арти­ста, чтобы в один вечер, назвав пятерых хором, спеть в начале вечера «Боже, Царя храни», а в конце «цыганскую» песню «Конфетка моя»; накинув плащ принца Гамлета, решать: «Быть или не быть?», а решив вечный вопрос, «валять дурака» в живой картине «Грибники на привале».

За месяц тихвинцы увидели в полупрофессиональном исполнении пя­ти-семи гастролеров столько, что современному театру хватило бы на де­сяток лет работы: Шекспир, Пушкин, Грибоедов, Гоголь, Островский и никому сегодня не известные Аверкиев и Шпажинский. И еще куплеты Чистякова. И еще песня «Ванька, не шали», и еще, и еще, и еще...

Действие второе

Прошло десять лет.

Наступил «Серебряный век» России. Для Тихвинского театра время лилось не серебром — золотом. Не только заезжие актеры выходили на сцену Общественного собрания, но и молодые люди с фамилиями, много говорившими горожанам: Ле-Дантю, Гусаковский, Поташева, Ар­хангельский, Костров — вполне освоились на родных подмостках. Сложи­лась труппа артистов-любителей, терявшая кого-то и восполнявшая поте­рю все новыми романтическими тихвинцами.

Фотография из архива Н. Г. Никонова. В центре, в белом А. Богданова.

Гимназистки и реалисты ставили свои спектакли: в гимназии — воде­вили «Кукольный переполох», «Сорванец», в реальном училище — клас­сику: «Мещанин во дворянстве», «Ревизор».

Тихвинское Студенческое Землячество играло свои благотворитель­ные пьесы, сначала в пользу бедных студентов, потом, с началом войны, в пользу беженцев.

Вся атмосфера Тихвина, дух многих горожан были пропитаны поэзией, театральностью, либерализмом. По вечерам сходились компаниями у ко­го-нибудь в доме, пели романсы под гитару, рояль, хором — песни, читали стихи, спорили, закусывали, снова пели (даже, под настроение, револю­ционные песни — среди интеллигенции были сильны кадетские и эсеров­ские взгляды на будущее России).

И сердце какого тихвинца не трепетало и сладко не замирало, когда из Летнего сада доносились серебряные звуки духового оркестра:

«Спит гаолян,

Сопки покрыты мглой».

И уже не афишки, писанные от руки чернилами, как десяток лет назад, а отпечатанные в тихвинской типографии большие афиши приятно трево­жили и звали в театр на «Вишневый сад».

Красивые программки спектаклей с виньетками, лирами и пейзажны­ми рисунками на их страничках долго хранились между книг, вызывая радостные воспоминания о театре-празднике.

Да! Это уже было то, что сегодня называется высокой культурой.

Действие третье

Прошло еще десять лет.

В июне 19-го года в голодном Петрограде старый знакомец тихвинцев, артист Александрийского театра Николай Петрович Шаповаленко, играв­ший чаще всего вторые роли, но и на вторых ролях встречаемый на сцене аплодисментами, собрав труппу, приехал с нею в Тихвин. Город еще не видел такого созвездия столичных талантов: И. В. Лерский, А. А. Чижевская, Е. П. Корчагина-Александровская, Н. В. Смолич...

«Звезды» не только играли «облегченный» репертуар («Темное пятно», «Змейку», «Ведьму», неувядаемого Сухово-Кобылина), но и репетировали индивидуально с тихвинскими любителями. К этому времени на театраль­ные подмостки взошло новое поколение. И это был последний бурный всплеск уездного театра «перед заходом солнца». Их имена еще на слуху у старых тихвинцев, но уже вряд ли кто скажет об уровне их игры.

Но несомненно, что планка была поднята высоко. Гарантией этого служит статистика. 1921 год: в Тихвине два театра, оба имеют собственные сцены и постоянные труппы, в которых играют 51 мужчина и 39 женщин. За год было дано 225 спектаклей для 45 тысяч зрителей (при населении, не достигающем 8 тысяч). Кроме того, 4 музыкально-драматических кружка объединяли еще 108 человек, а 5 студий было к 22-му году закрыто.

Нет, это не сухие цифры. Эти цифры — драма нашей жизни, трагико­медия... под лозунгом «Тихвину — высокую культуру».

Фотографии из «Третьего действия»: Анна Богданова, Анна Воробьева, Клавдия Еремина, Сусанна Щербакова, Сергеев, Мартынов, Корский... Какой артистизм поз, поворотов головы, взглядов. Они и здесь кого-то играют. Вот они после пьески Тэффи: женщины играют мужчин, мужчи­ны __ женщин. Еще нет острых проблем с реквизитом и костюмами — офицерская форма, сабли, трости, фраки... (Фото из архива Н. Г. Никонова)

Поздно полу-посчастливилось мне. Приоткрылась жизнь одной из са­мых ярких женщин Тихвина — Ольги Петровны Белозеровой. А была долгие десятилетия такая в нашем городе игра — определять самую красивую барышню. Перед революцией симпатии тихвинцев разделились: школьницы считали своим идеалом красиво одетую, скромную, типично русской красоты Маню Кирпичникову; купечеству нравилась Лиля Дура­кова. Но большинство — дворяне, чиновники, мещане — называли «Звез­дой Тихвина» веселую, пышную блондинку Олю Белозерову.

Не одну голову вскружила она. Ее чары были настолько сильны, что и через 50 лет мне, собиравшему «крохи» о ее жизни, старые уже жен­щины говорили ревниво и негодующе о ней: «У-у, артистка!», словно боясь, что она и после своей смерти может, если захочет, «увести» их умерших и погибших женихов и мужей.

Куда ж, как не на сцену, должна была прийти такая артистическая личность. И она играла, ею любовались, аплодировали, провожали домой.

Ольга Белозерова. Фото из архива Н. Г. Никонова.

«Тихвинского» поклонения ей было мало, да и дух театральности уходил из родного города, и, выйдя замуж за бывшего офицера русской армии и взяв его фамилию Радкевнч, она уезжает в Ленинград.

В столицу соискатели славы стекались со всей страны. Провинциаль­ной подготовки Ольге Петровне не хватило, и она становится первоклас­сным модельером, что было близко к ее дорогому театру. Дома же разучивались до почтенного возраста этюды, которые иногда запечатлевал фотограф.

А офицера Радкевича еще в Тихвине полюбила скромная, малозамет­ная девушка. Она поехала за молодыми супругами в Ленинград, ходила к ним в гости, жила, ждала. Прошла молодость, война и еще несколько десятилетий. Ольга Петровна умерла. Маленькая, уже пожилая женщина наконец-то вышла замуж за любимого, старого и больного человека, который вскоре скончался у нее на руках.

Когда я пришел к ней за обещанными фотографиями, старушка достала альбом и начала с ожесточением вырывать из него фотографии, где Ольга Петровна была рядом с мужем. Маленькая, старая женщина рвала бесценные для меня фотографии, а я молчал: заканчивалась жиз­ненная трагедия тихвинской Сольвейг...

И еще я знал младшую сестру Ольги Белозеровой — Елену Петровну, но — сейчас кусаю локти — я не думал, что они сестры...

Тихвинский театр умирал. Уезжали, либо становились мелкими слу­жащими его актеры. Программки печатались уже на пишущей машинке под копирку. На сцену вышел комиссар из Ленинграда Павел Андреевич Сергеев, человек не без таланта, еще с дореволюционным сценическим опытом. Он вывозил тихвинских актеров в гражданскую войну на фронт под Медвежьегорск, где было дано несколько спектаклей-концертов.

Сергеев сочинял басни, стихи и сам же обыгрывал их на сцене. Надев красную и черную перчатки, он изображал ими борьбу «царской реакции с «красной крамольницей». При последних словах стихотворения:

«Так и борись же,

Наша любимая,

С черной рукой до конца!

Я ж благодарен, о, милая, красная,

Ты всю Россию спасла», — красная побеждала черную.

Идеология побеждала театр. Тихвинский театр превратился в художественную самодеятельность.

Действие четвертое

началось в начале 60-х годов «Вассой Железновой»...

Николай НИКОНОВ

Текст эссе  впервые был опубликован в альманахе «Тихвинец» в 1994 г., в № 1(13), С. 54-58